Исповедь души. (3)

Так прошёл почти год. Мы привыкали друг к другу. Я учился выделять свои мысли, а он — не отвечать на них вслух. Я учился жестикулировать, когда что-то объясняю, он — общаться со мной незаметно для окружающих. Конечно, он частенько прокалывался. То друзья замечали разговоры с самим собой, то родители удивлялись взмахам руками не по делу, но, по большом счёту, всем было всё равно.
Потом случилось много всякой ерунды… Развод наших родителей, переезды, новая школа, одноклассники. За исключением моего необычного состояния, мы были обычными детьми. Да, мы были очень похожи, насколько могут быть похожи выросшие вместе дети, но в то же время оставались разными. Я не знаю, почему так получилось. Может быть, так пошло из-за того, что с самого начала нашего общения я учился проявлять эмоции, а он учился их сдерживать. Может быть, мы просто являлись такими изначально… Я не знаю… Но почему-то всегда получалось, что все наши безумства были моей инициативой, а разумные и рациональные решения принимал он. Да, конечно, имелись исключения, но они скорее подтверждали это правило.
Я помню, как мы в первый раз поругались. После школы. Там возникла какая-то по-детски глупая ситуация: наш друг обидел чем-то местную шпану и те собирались навалять ему по самые… ну вы понимаете. А я уговорил его вступиться за друга. Хотя, «уговорил» – не совсем правильное слово, он и так был со мной согласен. Проблема была в том, что, когда дошло до дела, их оказалось гораздо больше, а «друг» технично слинял. И встал выбор: либо драться с ними и получить по морде (в принципе ни за что), либо позорно извиниться и уйти. Он выбрал второй вариант: «Это не наши разборки. Не надо было в них лезть с самого начала!». Я был в бешенстве! Я кричал, что это позор! Что нас теперь никто не будет уважать, что это трусость, но он оставался непреклонен. Вот тогда я впервые столкнулся с тем, как мой брат принимает решения:
— Решение принято. Точка. Говорить больше не о чем. Точка. Вопрос закрыт.
Ни тебе эмоций, ни сомнений… Решение принято и говорить больше не о чем. Если произошла ошибка и надо будет что-то поменять – это будет уже другое решение.
Позже я оценил и перенял у него эту черту характера, но тогда я был в бешенстве. Я буйствовал, наверное, дня три. Не давал ему спать, мелькал у него перед глазами в самые неподходящие моменты. Делал всё, что мог, чтобы усложнить его существование. А он не реагировал. Причём не только внешне, но и внутренне, и это бесило ещё больше. Но в итоге я сдался. Ведь если задуматься – у меня не было вариантов: я всё равно знал, что мои буйства ничего не изменят. Да и какой был смысл буянить? Всё равно ни я от него никуда деться не мог, ни он от меня. И с этим надо было как-то жить. Так мы начали учиться принимать друг друга. Мы стали самыми близкими друзьями. Иначе просто и быть не могло. Где ещё можно найти человека, который понимал бы тебя так, как мы понимали друг друга? Который никогда не мог бы соврать тебе, так же как ты не мог бы соврать ему, который, что бы ни случилось, всегда оставался рядом. Это было даже больше чем дружба – это было настоящее родство душ. Потом были случаи, когда он обижался: например, когда я ему устроил внеплановую эрекцию во время ответа у доски на уроке. Одноклассники смеялись над нами около месяца. Он тоже несколько дней дулся, хотя и понимал, что всё это бесполезно, но потом всё-таки сменил гнев на милость. Нам некуда было деться друг от друга, даже уши нельзя заткнуть, чтобы не слышать. И не отвечать нельзя: мысли не удержишь… Какие тут могли быть обиды.
(продолжение следует)